Джером К. Джером. “Пирушка с приведениями”

ВВЕДЕНИЕ

Это было в сочельник. Я начинаю именно так потому, что это самое
общепринятое, благопристойное и респектабельное начало, а я был воспитан
в общепринятом, благопристойном и респектабельном духе, привык поступать
самым общепринятым, благопристойным и респектабельным образом, и эта
привычка стала у меня второй натурой.
Собственно говоря, нет необходимости уточнять дату нашей вечеринки:
опытный читатель, не дожидаясь разъяснения, сам поймет, что дело было в
сочельник. Если в рассказе участвуют призраки, значит время действия –
сочельник. Это у привидений самый излюбленный и боевой вечер. В
сочельник они справляют свой ежегодный праздник. В сочельник каждый
обитатель загробного мира, из тех, кто хоть что-нибудь собой
представляет (впрочем, о духах следовало бы говорить: каждый, кто НИЧЕГО
собой не представляет), – будь то мужчина или женщина, выходит на свет
божий себя показать и людей посмотреть. Каждый красуется своим саваном,
своим похоронным нарядом, критикует чужие костюмы и посмеивается над
цветом лица Других замогильных жильцов.
Своего предрождественского парада – так, я уверен, называют они между
собой это событие-все жители царства духов несомненно дожидаются с
большим нетерпением.
Особенно готовятся к нему высшие слои общества: злодейки-графини,
зарезанные ими бароны, а также пэры с генеалогией от Вильгельма
Завоевателя, успевшие придушить кого-нибудь из родичей и кончившие
буйным помешательством. В эту пору в мире духов повсеместно и с большим
усердием разучиваются глухие стоны и дьявольское хихиканье. Неделями,
наверно, репетируются душераздирающие крики и жесты, от которых кровь
леденеет в жилах. Заржавленные цепи и окровавленные кинжалы
вытаскиваются и приводятся в пригодный для работы вид, а покровы и
саваны, заботливо спрятанные с прошлогоднего, парада, вытряхиваются,
чинятся и проветриваются.

Да, хлопотливая ночка в царстве духов, эта ночь на двадцать пятое
декабря! Вы, конечно, успели заметить, что непосредственно в
рождественскую ночь духи никогда не показываются. Видимо, волнения плохо
отражаются на их здоровье и с них вполне хватает сочельника. Вероятно,
целую неделю после сочельника духи-джентльмены жалуются на головную боль
и торжественно клянутся, что с будущего года раз и навсегда прекратят
всякие рождественские выступления, а призрачные леди становятся
истеричными и колкими, то беспричинно заливаются слезами, то, не говоря
ни слова, покидают комнату, стоит только с ними заговорить.
Привидения, которым нет надобности сохранять великосветские традиции,
привидения среднего сословия, время от времени, насколько я слышал,
появляются и в другие вечера, в свободное время. В день всех святых и в
ночь под Ивана-Купалу, некоторые из них склонны отмечать своими
посещениями какие-нибудь события местного значения, – например,
годовщину повешения своего или чужого дедушки. Или появляются, чтобы
предсказать какое-либо несчастье.
Ах, как он любит напророчить беду, этот рядовой британский призрак!
Пошлите его предсказать кому-нибудь горе, и он просто вне себя от
счастья. Дайте нашему призраку возможность ворваться в безмятежную семью
и перевернуть там все вверх дном, пообещав членам семьи в самое
ближайшее время похороны, разорение, бесчестие или иное непоправимое
зло, о котором любой здравомыслящий человек не желал бы узнать раньше,
чем оно свершится, – и наш дух примется за дело, сочетая чувство долга с
большим личным удовольствием.
Он бы никогда не простил себе, если б с кем-нибудь из его потомков
приключилась беда, а он за несколько месяцев до того не покачался бы
ночью на спинке кровати будущей жертвы или не выкинул бы какую-нибудь
чертовщину на лужайке перед домом.
В любое время года появляются также очень молодые или очень
совестливые духи, знающие кое-что о потерянном завещании или о
нерасшифрованном письме; если эта тайна тяготит их, они будут бродить и
бродить без конца. Есть еще разновидность щепетильных духов, – например,
дух чудака, возмущенного тем, что его похоронили на
Мусорной свалке или в деревенском пруду. Такой субъект способен
будоражить по ночам весь приход, пока кто-нибудь не устроит ему новые
похороны, на этот раз по первому разряду.
Но все это исключения. Как я уже сказал, обычный благопристойный дух
показывается раз в год в сочельник и вполне удовлетворяется этим.
Почему из всех ночей в году привидения избрали именно сочельник, я
никак не могу понять. Обычно эта ночь – одна из самых неприятных для
прогулок,- холодная, ветреная и сырая.
Под рождество у каждого и без того достаточно хлопот с живыми
родственниками, которых набирается полон дом, а тут еще втираются
призраки покойных.
Наверное, в самом воздухе рождества, в его спертой, душной атмосфере
есть нечто призрачное, нечто, вызывающее на свет духов, подобно тому,
как летние дожди привлекают на поверхность земли лягушек и улиток.
И не только сами духи постоянно напоминают о себе в сочельник, но и
живые люди в канун рождества всегда сидят и рассуждают о них. Стоит
только пяти или шести лицам, говорящим на родном для них английском
языке, собраться в предрождественскую ночь у камина, как они непременно
начинают рассказывать друг другу разные истории о призраках. Ничто нас
так не привлекает в сочельник, как правдивые рассказы друзей о
привидениях. В этот веселый семейный праздник мы любим рассуждать о
могилах, мертвецах, убийствах и пролитой крови.
Опыт показывает, что во встречах самых разных людей с призраками
очень много общего, но это не наша вина, – это вина духов, которые
никогда не ставят новых спектаклей, а придерживаются старого,
проверенного шаблона.
И поэтому, если вы однажды в сочельник побывали в гостях и слышали
рассказы шести лиц об их приключениях с привидениями, дальнейшие истории
ничего нового вам уже не дадут. Это все равно что присутствовать на
представлении двух бытовых комедий подряд или читать один за другим два
юмористических журнала. От повторения вы испытываете лишь невыносимую
скуку.
Вы всегда услышите о молодом человеке, который приехал на
рождественские праздники погостить в усадьбу к своим знакомым. В
сочельник ему отводят комнату в западном крыле дома. Глубокой ночью
дверь его комнаты тихонько открывается и появляется кто-то, чаще всего
молодая дама в ночном одеянии. Она не торопясь входит и садиться прямо
на постель. Хотя молодой человек никогда ее раньше не видел, он
полагает, что это родственница хозяев или гостья, которая не могла
заснуть, почувствовав себя одинокой, и зашла к нему немножко поболтать и
рассеяться. У него не возникает даже мысли, что это привидение, он
слишком простодушен. Она не произносит ни слова, а когда он
всматривается пристальней – ее уже нет.
На следующее утро молодой человек рассказывает о ней за завтраком и
спрашивает каждую из дам, не она ли была его посетительницей. Но все они
уверяют, что он ошибся. Смертельно бледный хозяин дома просит его не
говорить больше на эту тему, что крайне удивляет молодого гостя.
После завтрака хозяин отводит его в сторону и объясняет, что к нему
являлся призрак дамы, которую зарезали на той самой кровати, где он
спал, или которая на этой кровати зарезала кого-то другого, – это,
впрочем, значения не имеет. Вы можете стать духом, либо собственноручно
прикончив кого-нибудь, либо став жертвой кровавого преступления, – как
вам больше нравится. Призрак-убийца как будто более популярен, но, с
другой стороны, вы сумеете с большим эффектом пугать людей, если вы
призрак убитого, ибо тогда вы можете показывать свои раны и издавать
жалобные стоны.
Следует упомянуть еще о скептическом госте. Кстати, главным
действующим лицом этих историй всегда является гость. Фамильное
привидение мало интересуется членами своей семьи, зато оно очень любит
посещать гостя – например, такого, который, выслушав рассказ хозяина о
имеющихся в доме привидениях, смеется, говорит, что нисколько не верит в
существование духов, и берется в ту же ночь лечь спать в посещаемой
призраками комнате, если его туда отведут.
Все общество умоляет его не быть таким безрассудным, но он, как
всякий дурак, упорствует и отправляется в желтую комнату (или комнату
другого цвета, в зависимости от обстоятельств) с легким сердцем и
зажженной свечкой, желает всем спокойной ночи и запирает за собой дверь.
На следующее утро волосы его белы как снег.
Он никому ничего не говорит о том, что ему довелось увидеть. Это
чересчур страшно.
Встречается также дерзкий гость, который, увидев таинственного
пришельца, сразу понимает, что это-привидение. Он наблюдает за тем, как
оно появляется и исчезает за деревянной панелью, после чего преспокойно
засыпает, поскольку привидение, по-видимому, не склонно вернуться и,
следовательно, нет смысла мучить себя бессоницей.
Он никому не рассказывает о встрече с духом, опасаясь напугать
остальных гостей: некоторым людям привидения очень действуют на нервы.
Он решает проверить, не появится ли призрак в следующую ночь.
– И когда привидение действительно появляется, он встает с постели,
одевается, причесывается, следует за ним и делает открытие, –
оказывается, между комнатой, где он спал, и пивным погребом существует
потайной ход, которым, очевидно, нередко пользовались в проклятые старые
времена.
Следующий популярный персонаж в эпосе о привидениях-молодой человек,
просыпающийся глубокой ночью, как.от толчка, с каким-то странным
ощущением. Он видит у самого изголовья своего богатого дядюшку,
убежденного холостяка. Дядюшка улыбается жалостной улыбкой и
растворяется в воздухе. Молодой человек встает и смотрит на часы.
Оказывается, часы остановились на половине пятого, он накануне забыл их
завести. На другой день он наводит справки и узнает, что, как ни
странно, богатый дядя, чьим единственным племянником, а значит и
наследником, он до сих пор был, женился на вдове с одиннадцатью детьми
ровно без четверти двенадцать два дня назад. Молодой человек не делает
попыток объяснить необычайное происшествие, он только уверяет, что все
это – чистейшая правда.
А вот еще случай в несколько другом роде. Поздно вечером, возвращаясь
домой после обеда у франкмасонов, некий джентльмен видит, что в
полуразрушенном аббатстве, мимо которого лежит его путь, что-то
светится. Он подкрадывается к двери, заглядывает в замочную скважину и
видит, что призрак “серой монашки” целуется с призраком “коричневого
монаха”.
Это зрелище его так шокирует и пугает, что он, не сходя с места,
теряет сознание и лежит всю ночь напролет, прислонившись к двери
аббатства, онемевший и окоченевший, с зажатым в руке ключом от
собственной парадной двери. В таком виде его обнаруживают и приводят в
чувство.
Все эти события не только происходят в сочельник, но и рассказываются
в сочельник. В другие вечера всякие беседы о духах не укладываются в
традиции английского общества на нынешней стадии его развития.
Вот почему, представляя вашему вниманию печальные, но подлинные
истории о встречах с привидениями, излишне людям, изучающим
англосаксонскую литературу, что все это происходило и рассказывалось в
сочельник.
Тем не менее я это делаю.

Как рассказывались эти истории
Был сочельник. Мы были в гостях у моего дяди Джона в его доме на
Лэбурнум-гров 4.
Что-то слишком часто в моей повести повторяется слово “сочельник”. Я
сам это замечаю, и это начинает надоедать даже мне. Но пока я не вижу,
как этого избежать. Итак, был сочельник. Мы сидели в тускло освещенной
гостиной (рабочие газовой компании как раз объявили забастовку), и огонь
в камине, то вспыхивавший, то снова угасавший, бросал причудливые тени
на яркие обои, а снаружи, на пустынной улице, хозяйничал безжалостный
ураган, и ветер, как неумиротворенный призрак, с громкими стенаниями
носился по площади и, рыдая и причитая, кружился вокруг молочной лавки.
Мы поужинали и сидели полукругом у камина, курили и беседовали.
Ужин у нас был отменный, – можно смело сказать, что поужинали мы на
славу. Впоследствии в связи с этими рождественскими праздниками у нас
произошли семейные неурядицы. Поползли слухи о том, как мы встречали
рождество, причем говорили главным образом о моей роли на этом вечере. И
тут имели место такие замечания, которые нельзя сказать чтобы удивили
меня, – я знаю свою родню не первый день, – но были мне просто
неприятны. Что же касается тети Марии, я даже не берусь сказать, когда я
снова захочу с ней встретиться. Я считал и считаю, что тетя Мария и без
того достаточно хорошо меня знает.
Но хотя ко мне отнеслись несправедливо,-жестоко и несправедливо, как
я позднее вам докажу,- это не повлияет на справедливость моего отношения
к другим, в том числе к тем, кто позволил себе столь оскорбительные
измышления по моему адресу.
Я отдаю должное кулинарным изделиям тети Марии, ее горячему пирогу с
телятиной, омарам с гренками, подогретым ватрушкам, сделанным по ее
особому рецепту (в холодных ватрушках, по-моему, нет той прелести, они
куда менее ароматны). Когда эти ватрушки омываются заветным старым элем
моего дядюшки Джона, как не признать их отменно вкусными! Я отдал дань
тому и другому тогда же, без промедления, – сама тетя Мария должна это
подтвердить.
После ужина мой дядя сварил пунш с виски. Пуншу я тоже отдал дань,
сам дядя Джон признал это. Ему приятно видеть, сказал он, что мне
нравиться это изделие.
Тетушка вскоре после ужина пошла спать, оставив с дядей Джоном целую
компанию-приходского священника, старого доктора Скробблса, мистера
Сэмюэля Кумбеса, Тедди Биффлса и меня. Мы были единодушны в том, что
идти спать еще рано, так что дядя сварил еще одну чашу пунша, и мне
кажется, что все мы воздали ей по справедливости, – по крайней мере,
знаю, что я наверняка воздал. Это моя страсть – я имею в виду стремление
к справедливости.
Мы посидели еще у камина, и тогда доктор для разнообразия сварил пунш
с джином, хотя лично я не почувствовал большой разницы. Но, как
говорится, все к лучшему, и мы были счастливы и весьма любезны друг с
другом.
Весь вечер дядя Джон рассказывал нам очень забавную историю. Да, это
была действительно презабавная история! Сейчас я уже забыл, о ком и о
чем там говорилось, но помню, что тогда она доставила мне много
удовольствия, -кажется, еще никогда в жизни я так не смеялся. Очень
странно, что я не могу припомнить эту историю, хотя он рассказывал ее
нам четыре раза. И мы сами виноваты, что он не успел рассказать ее в
пятый раз. Потом доктор спел очень остроумную песню, в которой изображал
разных домашних животных. Он немножко путал их голоса. Он ржал, подражая
петуху, и кукарекал, когда надо было хрюкать. Но мы все равно понимали,
кого он представляет.
Я начал было рассказывать весьма занимательный анекдот, но меня
несколько озадачило, что, судя по моим наблюдениям, никто не обращал на
меня ни малейшего внимания. Это было довольно-таки невежливо со стороны
всех остальных, но вскоре я догадался, что я все время говорил мысленно
сам с собой, вместо того чтобы говорить вслух, и, конечно, не
подозревал, что я что-то рассказываю. Все они, возможно, удивлялись моей
красноречивой мимике и оживленному выражению лица. Любопытнейшее
заблуждение! Со мной никогда еще не приключалось такой штуки.
Затем наш приходский священник стал показывать карточные фокусы. Он
спросил нас, знаем ли мы игру под названием “Три листика”. Он сказал,
что с помощью этой проделки подлые, бессовестные личности, завсегдатаи
скачек и им подобные субъекты, обжуливают легковерных молодых людей,
оставляя их без гроша. Он сказал, что это очень простой фокус – все
зависит от ловкости рук. Рука действует так быстро, что глаз не успевает
уследить.
Он решил показать нам, как проделывается это жульничество, чтобы мы
были предупреждены и не стали жертвой какого-нибудь проходимца. Он взял
дядину колоду карт из чайницы, выбрал три карты, одну фигурную и две
фоски, сел на коврик перед камином и стал объяснять, что он собирается
делать. Он сказал:
– Я беру в руки эти три карты – вот так – и показываю их вам. А затем
я спокойненько кладу их рядышком. на ковер, лицом вниз, и предлагаю вам
указать фигурную карту. И вы будете уверены, что знаете, где она лежит.
И он все это проделал.
Старый мистер Кумбес, один из наших приходских старост, сказал, что
фигурная карта находится посередине.
– Это только показалось вам,-сказал священник с улыбкой.
– Вовсе не показалось,-возразил мистер Кумбес.- Я вам говорю, что она
посередине. Ставлю полкроны, что это средняя карта.
– Вот вы и попались! Это как раз то, о чем я вас предупреждал, –
сказал наш священник, обращаясь ко всем нам.- Вот именно таким путем и
заманивают наивных молодых людей, о которых я вам рассказывал, и
вытаскивают деньги из их карманов. Они уверены, что угадают карту, им
кажется, что они ее видели. Они не отдают себе отчета в том, что ловкое
движение рук опережает самый острый глаз, и на этом-то они и попадаются.
Он сказал, что знавал молодых людей, отправлявшихся с утра на
лодочные гонки или соревнования по крикету с хорошим запасом фунтов
стерлингов в кармане. Уже через несколько часов они возвращались домой
без гроша, потеряв все благодаря этой ужасной, скверной игре.
Он сказал, что, пожалуй, возьмет полкроны мистера Кумбеса – это
послужит для него полезным уроком и, может быть, спасет его деньги в
будущем. Да, он возьмет эти два с половиной шиллинга и внесет их в фонд
по обеспечению неимущих одеялами.
– Пусть моя судьба вас не волнует,-ответил ему старый мистер
Кумбес.-Только смотрите, как бы вам самим не пришлось позаимствовать два
с половиной шиллинга из одеяльного фонда!
И он положил свои деньги рядом со средней картой и перевернул ее.
Что бы вы думали,-это действительно была дама червей!
Мы все были очень поражены, особенно сам священник.
Он сказал, что, впрочем, действительно так иногда бывает: человек
может поставить
может поставить на правильную карту, но лишь по чистой случайности.
А еще он сказал, что самое большое несчастье, какое только может
произойти с человеком (ах, если бы люди понимали это!). Ведь если
человек попытался играть и выиграл, он приобретает вкус к этому так
называемому развлечению, его манит рискнуть еще и еще раз, пока он не
выходит из игры обобранным и разоренным.
Затем он метнул карты снова. Мистер Кумбес сказал, что на этот раз
дама червей лежит рядом с угольным ведром, и пожелал поставить на карту
пять шиллингов.
Мы стали смеяться над ним, пробовали отговорить его.
Он не желал слушать наших увещаний и настаивал на своем праве
катиться по наклонной плоскости.
Наш священник сказал, что в таком случае-хорошо! Он предупреждал – и
умывает руки. Если он (мистер Кумбес) твердо решил быть дураком до
конца, пусть он (мистер Кумбес) так и поступает.
Священник сказал, что со спокойной совестью возьмет эти пять
шиллингов и тем самым покроет образовавшуюся недостачу в фонде на
покупку одеял.
Итак, мистер Кумбес положил две монеты по полкроны около карты,
лежавшей рядом с угольным ведром, и перевернул ее.
– И что бы вы думали, – она снова оказалась дамой червей!
После этого дядя Джон поставил целый флорин и тоже выиграл.
И затем мы все стали играть, и все выиграли. Все, за исключением
священника, разумеется. Он провел очень плохо эти четверть часа. Я
никогда еще не видел, чтобы кому-нибудь так не везло в карты. Он ни разу
не выиграл.
Потом мы выпили еще немного пунша, причем, приготовляя его, дядя
сделал очень забавную ошибку: он забыл налить туда виски. Ах, как мы
потешались над ним! В виде штрафа мы заставили его влить в пунш двойную
порцию виски.
Да, в тот вечер мы основательно повеселились.
А затем каким-то образом мы перескочили на разговоры о привидениях.
Потому что следующее, что я припоминаю, это то, как мы рассказывали друг
другу всевозможные истории с привидениями.

РАССКАЗ ТЕДДИ БИФФЛСА

Первым начал Тедди Биффлс. Я изложу его историю в точности так, как
он нам ее рассказал. (Но не спрашивайте, как мне удалось сохранить
каждое слово – стенографировал ли я его речь или получил от него готовую
для опубликования рукопись – я вам все равно не скажу. Это
производственная тайна.) Биффлс назвал свою историю
ДЖОНСОН И ЭМИЛИЯ, ИЛИ ПРЕДАННЫЙ ДУХ

Когда я впервые встретился с Джонсоном, я был еще подростком. В ту
пору я вернулся домой на рождественские каникулы, и по случаю сочельника
мне разрешили лечь спать довольно поздно. Открывая дверь в свою
маленькую комнатку, я очутился лицом к лицу с Джонсоном, который выходил
оттуда. Он проструился сквозь меня и, издав долгий и жалобный стон,
исчез через лестничное окно. |
На мгновение я опешил – я ведь был в то время школьником и еще ни
разу не видел призраков. Я заколебался- ложиться спать в этой комнате
или нет. Но потом вспомнил, что привидения опасны только грешникам, а
потому лег, хорошенько закутался и заснул.
Наутро я сказал отцу, что видел в своей комнате привидение.
– Да, это старина Джонсон,-ответил отец.-Можешь его не бояться, он
тут живет.
И он рассказал мне историю этого страдальца; Оказывается, Джонсон при
жизни, еще в ранней молодости, полюбил дочку прежнего арендатора нашего
дома. Это была девушка изумительной красоты. Звали ее Эмилия, но ее
фамилию отец не помнил.
Джонсон был слишком беден, чтобы жениться на ней. Он нежно поцеловал
ее на прощанье, обещал скоро вернуться и отправился в Австралию
сколачивать состояние.
Но тогда Австралия еще не была тем, чем стала впоследствии.
Путешественников в те отдаленные времена было мало, попадались они
редко, и если удавалось изловить кого-нибудь на большой дороге, то
имущество, обнаруженное на его трупе, часто не оправдывало расходов на
самые скромные похороны. Поэтому Джонсону понадобилось почти двадцать
лет, чтобы разбогатеть.
Выполнив тем не менее поставленную перед собой задачу и успешно
избежав встреч с полицией, он благополучно выбрался из Австралии и
вернулся в Англию, полный радостных надежд, предвкушая свидание со своей
невестой.
Он добрался до ее дома, но нашел его заброшенным и погруженным в
тишину. Соседи ничего могли сообщить, кроме того, что в одну туманную
ночь вся семья Эмилии таинственно исчезла и никто с тех пор их не
встречал и ничего не слышал, хотя и владелец дома и местные торговцы не
раз пытались наводить о них справки.
Бедный Джонсон, вне себя от горя, стал искать возлюбленную по всему
свету. Но он не нашел ее и после многих лет бесплодных поисков
возвратился коротать одинокую старость в том самом доме, где он и Эмилия
в счастливом прошлом провели столько безмятежных вечеров.
Он жил здесь совсем один, бродил по пустым комнатам, плакал и звал
свою Эмилию, умоляя ее вернуться. И когда бедняга скончался, дух его
продолжал делать то же самое.
Как раз в то время, рассказывал отец, мы и взяли дом в аренду, и
агент, оформляя договор, сбросил из-за привидения десять фунтов арендной
платы в год.
После этого я, как и все домашние, на каждом шагу встречал Джонсона в
любое время ночи. Сначала мы чурались его, сторонились, давая ему
дорогу, но потом, когда свыклись и убедились, что нет никакой нужды в
церемониях, мы стали попросту проходить сквозь него. Нельзя сказать,
чтобы он нам очень мешал.
В общем, он был любезным и безобидным старым привидением, и все мы
сочувствовали ему. В особенности умилялись женщины: их трогала его
загробная преданность. Но с течением времени привидение стало немного
докучать нам. Оно, видите ли, было уж чересчур печальным. В нем не было
ничего приветливого, отрадного. Вам было его жаль, но вместе с тем оно
вас раздражало. Оно было способно, например, часами сидеть на ступеньках
и лить слезы, беспрерывно всхлипывая. Стоило только проснуться ночью, и
вы слышали доносившиеся откуда-нибудь вздохи и стоны, доказывавшие, что
оно слоняется по комнатам и коридорам. Легко ли заснуть в таких
условиях! А когда у нас собирались гости, оно имело обыкновение
усаживаться за дверью той самой комнаты, где мы веселились, и без умолку
рыдать и причитать. Вреда оно нам не причиняло, но тень его скорби
омрачала нашу жизнь.
Мне здорово опротивел этот старый идиот, – сказал однажды вечером мой
отец (глава нашей семьи иногда выражался довольно резко, особенно, если
вывести его из себя). Накануне Джонсон был надоедливее, чем обычно, и
испортил ему приятную партию в вист, сидя в каминной трубе и охая так
громко, что все партнеры стали забывать, какая масть козырная и какие
карты вышли из игры. – Нам надо избавиться от него, так или иначе. Хотел
бы я знать, как это сделать.
– Ну, сказала моя мама, – можешь мне поверить, он не оставит наш дом,
пока не найдет могилу своей Эмилии. Это ее он ищет. Найди могилу Эмилии,
приведи его туда, и ты увидишь, он будет чувствовать себя там как дома.
Помяни мое слово.
Эта мысль показалась нам здравой, но затруднение заключалось в том,
что все мы были в таком же неведении о местонахождении могилы Эмилии,
как и сам бывший мистер Джонсон. Отец уже склонялся к тому, чтобы
подсунуть бедному созданию могилу какой-нибудь другой Эмилии, но судьбе
не прикажешь: выяснилось, что на много миль вокруг не похоронена ни одна
Эмилия. Никогда еще я не видел местности, до такой степени лишенной
усопших Эмилий.
Тут я стал думать, как быть, и выпалил такое предложение:
– Нельзя ли состряпать для старого хрыча что-нибудь, похожее на
могилу? Он, кажется, простодушное существо, этот Джонсон, его нетрудно
будет околпачить. Мы ничего не потеряем, если сделаем попытку.
– Клянусь Юпитером, так мы и сделаем! – воскликнул мой отец, и уже на
следующее утро он позвал рабочих, которые сделали в глубине фруктового
сада холмик с надгробным камнем, украшенным следующей надписью:
Светлой памяти Эмилии. Ее последние слова были:
“Скажите Джонсону, что я его люблю”.
– Это наверняка проберет его, – задумчиво проговорил мой отец,
обозревая сие произведение искусства в законченном виде. – Во всяком
случае, я надеюсь, что так оно и будет.
Успех был полный.
Мы заманили его в сад в ту же ночь, и тут, друзья, про-. изошла
невообразимо трогательная сцена. Надо было видеть, как Джонсон бросился
к надгробному камню и зарыдал. Глядя на него, отец и старший садовник
Скиббинс плакали, как дети.
Джонсон больше никогда не попадался нам в комнатах. Теперь он
проводит каждую ночь на могиле, проливает там слезы и, по-видимому,
вполне счастлив.
Можно ли его видеть? О да, приезжайте к нам, и я поведу вас туда и
покажу его. Обычно его можно застать от четырех часов ночи, ну а по
субботам – с десяти по двух.

ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ ДОКТОРОМ

Молодой Биффлс вложил .много чувства в свой рассказ, и я горько
плакал, слушая его. Мы все призадумались, и я заметил, что даже старый
доктор украдкой вытирал слезу. Не смущаясь этим, дядя Джон сварил еще
одну чашу пунша, и постепенно наша скорбь рассеялась.
Спустя некоторое время доктор почти совсем развеселился и рассказал
нам о призраке одного из своих пациентов.
При всем желании я не могу передать вам его историю целиком. Все
потом признали, что это был лучший из рассказов, самый мрачный и
страшный, но я толком его не понял,-он был какой-то сбивчивый.
Начал доктор хорошо, потом что-то там произошло, и вдруг наступил
конец. Не могу понять, что случилось с серединой его рассказа.
В самом конце-вот это я хорошо помню-кто-то что-то нашел, и это
напомнило мистеру Кумбесу очень любопытный случай, который произошел
однажды на старой мельнице, некогда находившейся в аренде у его шурина.
Мистер Кумбес сказал, что сейчас расскажет эту историю, и прежде чем
кто-нибудь успел его остановить, он уже начал.
Он сказал, что его история называется:

ЗАГАДОЧНАЯ МЕЛЬНИЦА, ИЛИ РАЗВАЛИНЫ СЧАСТЬЯ

– Надеюсь, все вы знаете моего шурина, мистера. Перкинса, – начал
мистер Кумбес, вынимая изо рта свою длинную глиняную трубку и укладывая
ее за ухо (мы не были знакомы с его шурином, но не стали спорить, чтобы
не терять времени), – и знаете, конечно, также, что он однажды взял в
Сэррее в аренду мельницу и перебрался туда на жительство.
Эта самая мельница много лет тому назад принадлежала какому-то
зловредному старикашке, известному скряге, который там и умер, спрятав,
по слухам, все свои деньги в одном из укромных уголков мельницы. Вполне
естественно, что каждый, кто после него жил на мельнице, пытался
добраться до этого клада, но безуспешно. Местные всезнайки говорили, что